Сурат «НЕНУЖНЫЕ ДВУСТРОЧИЯ О БЫТИИ И ПРОЧАЯ»

Сурат

День за днем

скотобойня

моя пыльная квартира

обломки рогов и тучные мухи

вилка и нож на кухонном столе

радио вместо форточки

музыка вместо воздуха

хоть здесь не думать о тебе

и ходить без одежды

день за днем

* * *

Возле мусорного бака

на земле лежит собака,

вдоль распоротого брюха

ползает больная муха

и осматривает рану.

Смотрит мертвый глаз стеклянный

в мир, что все еще живет,

и его не узнает —

что-то явно здесь не так

для задавленных собак.

* * *

Да, есть у каждого поэта муза,

у каждой поэтессы есть музык,

из их благословенного союза

рождается божественный язык.

Но, если муза — не жена, а шлюха,

то как с ней ни греши и ни пиши,

получатся паскудные вирши,

отбросы духа, мерзкие для слуха.

И чтобы с вами не случилось так,

вступайте с музами в законный брак!

* * *

Я вдыхаю табуретку,

тумбочку, утюг, штаны,

шкаф, снотворную таблетку

и обои со стены,

после — тихо выдыхаю

покрывало на кровать,

фигу с маслом, чашку чаю

и кончаю выдыхать.

Чередую вдох и выдох,

заменяю день на ночь,

огорченье на обиду,

сына сукина на дочь.

Мне так надо, мне приятно

все сперва перемешать,

а потом вернуть обратно.

Мне бессмысленно мешать,

потому что в чистом поле

на ромашковом лугу

алкоголик дядя Коля

ест без хлеба курагу.

* * *

Я состряпал два стиха

под мелодии a-ha,

у меня чудовий настрiй

и простреленная грудь,

сердце там гостит нечасто

или просто кто-нибудь.

Между небом и проспектом,

где сворачивает путь,

жизни смысл утратил некто.

Кто нашел, прошу вернуть.

* * *

Боже, не давай мне силы,

забери и то, что есть,

груза этого не снесть,

я всегда был парень хилый.

Боже, убери свой свет,

пусть он мне глаза не режет,

пусть сияет или реже,

или же сойдет на нет.

Не делись священным хлебом

и своей живою кровью,

подавись своей любовью

и свали к себе на небо.

Пусть я буду одинок,

не увижу пусть ни зги,

только не еби мозги,

дай покой хоть на часок…

* * *

я снова тебя не люблю, извини

не снись мне, пожалуйста, и не звони

и я без тебя без конца умирал

и первый раз в жизни не врал, не играл

и ждал — ты изменишь минор на мажор

как будто ты жизни моей дирижер

исчезни, иначе мне снова придется

и нитка астральная тихо порвется

и с нового пьеса начнется листа

а я бесконечно, ужасно устал

устал быть пробитым, устал быть усталым

устал, перестал и теперь уж не стану

* * *

Гроза в начале февраля,

куда это годится, бля?!

И как по голове багром,

День за днем

по небу грохнул первый гром

в году макаки голубой,

и этим дал зиме отбой.

А я из радиоэфира

ловлю ромашки от Zемфиры

и воду в кружке кипячу,

я чаю терпкого хочу.

Желания свои исполнив,

я о тебе так и не вспомнил

ни разу, даже не мечтай.

Зачем мне ты, когда есть чай?

* * *

Мне тебя так не хватает

вот уже который год

медленно в пространстве тает

мартовский чеширский кот

Алиса переела грибов

фигуры встают из гробов

за день до начала финала

я понял, что значит любовь

Между сердцем и желудком

между глаз и между ног

недоступным промежутком

стал ее крылатый бог

Вверх в небо из кроличьих нор

стреляя сердцами в упор

за день до финала начала

и разуму наперекор

* * *

Крыса с электродом в голове

думает: «Как жаль,

что у меня одна голова, а не две»

и давит на педаль.

А у кого-то заболела жена

или еще что-нибудь.

И времени еще до хрена,

чтобы выбрать путь,

обнаружить заветную кнопку

и вызвать лифт в рай

или — поленом в топку,

давай выбирай и сгорай.

А если выбора нету

или момент не пришел,

можно достать сигарету,

пока ведь и так хорошо.

* * *

Я ушел от декаданса

в теплые сонаты Брамса

у меня вспотели ноги

я скучаю без тревоги

и любовь моя ебется

не со мной, а с кем придется

скорчившись в клубок под душем

безнадежно равнодушен

словно все не явь, а грезы

позабыл, что значит слезы

прозевал друзей последних

мысли перевел на бредни

и зима моя без снега

и одышка не от бега

прикусить губу до крови

замолчав на полуслове

* * *

я спустился в погреб

мне зажали рот холодной рукой

и кто-то вылез вместо меня

и сел обедать с моей семьей

и ничему не удивляться

ему не нужно притворяться

ведь все всегда одно и то же

а кто-то выбрался из склепа

на воздух свежий вышел слепо

и схвачен теплыми руками

и кто-то спустился вниз вместо него

и тихо лег рядом с чужими костями

мы все существуем с такими гостями

считая мужьями своими и женами

а спим с упырями, едим с прокаженными

и сами разносим паршу и заразу

и это заметно, хотя и не сразу

не выдерживают гады

пристального взгляда

и молча отводят глаза

мы молча отводим глаза

и смотрим в другую сторону

но и она — отворачивается

* * *

Сердце, лживая скотина,

все равно, кого любить,

лишь бы только заманить

в сети вязкой паутины.

Я порвал бы эту нить

без сомнения и боли,

только скучно мне на воле,

не с кем и поговорить.

Весна 2004 г.