Сурат
Три телеги от Свами Шизонанды
1. Брахманские четки Свами Шизонанды.
Для того, чтобы хоть как-то разнообразить свое существование, Бог разделил его на жизнь и смерть. Точно так же, как мы спим и бодрствуем, Бог во время жизни смотрел всякие интересные сны, а во время смерти вновь возвращался к реальности. Как-то раз он воплотился в известного джнана-йога из Бенареса, которого все звали Свами Шизонандой или просто Гуруджи. У этого Шизонанды было три ученика и полторы сотни «последователей», которым просто было в кайф посидеть рядышком с Гуруджи и послушать, как он бредит на религиозно-философские темы. Правда, у Гуруджи была еще и жена, которую звали Матаджи Праджнятара, а то и просто Матаджи, и которая очень не любила «последователей», если они приходили не через деревянную коробку, что стояла в прихожей, намекая гостям, что лучший их подарочек это все-таки не они сами, а их рупии, заработанные честным трудом индийского пролетария. Таким «последователям» она подсыпала в чай пурген и надолго отбивала у них охоту наслаждаться даршаном святого Свами бесплатно. Шизонанда смотрел на это с неодобрением, но вслух ничего не говорил, а если и говорил, то в такой завуалированой форме, что все равно никто ничего не понимал. Впрочем, когда Праджнятара случайно услышала из его уст ненароком оброненную фразу, что «даже жена брахмана может переродиться ассенизатором где-нибудь в Ростове-на-Дону», это навело ее на пару-тройку серьезных мыслей. Тем не менее, случилось так, что она перестала быть женой брахмана уже в этом воплощении, а все из-за длинного языка Шизонанды.
Однажды к нему на сатсанг пришло всего пять человек, из которых три были вышеупомянутыми учениками, а двое — «последователями». Когда Праджнятара убедилась в пустоте их карманов, участь их была решена, и через полчаса они уже наперегонки мчались домой, стараясь ничего не расплескать по дороге. Оставшиеся три ученика, которые приходили к Шизонанде каждый день, навели его на мысль, что из всей иллюзорности мира, они — самая стойкая ее часть.
«Да, — задумчиво сказал он, — так скоро у меня ни одного бхагавата больше не останется…»
Ученики самоотверженно допили остатки дарджилингского чая, чтобы не показать Свами, как у них муладхара играет, и приготовились к шраване.
«Смысл того, что я вам сегодня расскажу, — скрипя голосом, начал Шизонанда, — заключается в полном своем отсутствии. Эту поучительную историю перед своей смертью поведал мне мой сат гуру Анаами Дасс, когда мы с ним посетили Золотой Храм сикхов в Амритсаре и отхватили от этих же сикхов неслабую пиздюлину за то, что нас застукали, когда мы забавлялись со священной коровой, не выдержав суровости трехмесячной брахмачарьи. Омывая смертельные раны в водах Амритсаркого озера, учитель сказал мне: «Запомни, мой верный шишья Шизонанда! Эти нехристи сами осквернили себя нанесением нам увечий, ибо им неведом древний тантрический обряд священного скотоложества, который облегчает тело и соединяет душу с природой. Я расскажу тебе старинное предание о великом русском махасиддхе Серафиме Саровском, который предрек перестройку и раскол между московским и киевским патриархатом. Серафим Джи обитал в джунглях близ города Сарова, где практиковал различные виды садханы, включая мантропение и уринотерапию. Еще в детстве его гуру Махарадж Досифей предписал ему строгую брахмачарью, но в возрасте шестидесяти шести лет в самадхи ему явилась Богородица Паравати и посвятила его в тантрическую садхану ритуального скотоложества. Три месяца Серафим Джи бродил по джунглям, утопая в сугробах, но так и не нашел подходящего священного животного. И вот однажды, когда он совсем выбился из сил в своем поиске, удача улыбнулась ему. Темной русской ночью, голодный и оборванный, он заблудился в джунглях, которые знал, как свои пять пальцев. Ему все казалось, что где-то здесь находится его Ближняя Пажнинка…»
«А что такое pajninka?» — удивленно спросила Праджнятара.
«Что за польза слушать слова, — резонно возразил Шизонанда, — смысл которых известен заранее?»
Ученики многозначительно переглянулись и Свами продолжал: «… так вот, проваливается он, короче, под снег. А это оказывается вовсе не сугроб, а чье-то жилище. Фэн-шуй вполне православный — в печи горит огонь, на столе миска с горячим прасадом, в углу топчан с ватным одеялом. Слава Шиве-Натараджу, думает Серафим и садится за стол. А время-то уже позднее, поэтому как поел он, так сразу же и баиньки… но не тут-то было. Только стал он засыпать, как вдруг слышит чей-то голос: «Кто ел из моей чашки?». Серафим молчит. А голос, значит, продолжает атма-вичару: «Кто сидел на моем стуле?!». Серафим ни гу-гу. Тогда голос снимает с него одеяло и говорит: «А кто тогда лежит в моей кровати?». Серафим говорит: «Я лежу», а сам смотрит — стоит над ним здоровенное национальное русское животное гризли и все не унимается: «Кто же это я, которое здесь лежит?». Подвижник хотел было ответить: «Ну, я — старец Серафим..!» и вдруг просек всю медвежью махамудру. А медведь тоже, касатик мой милой, увидал, что с Серафимом происходит, и говорит: «Погоди, мужик! Так просто Просветление не удержать. Теорию практикой закрепить нужно». Тогда Серафим понял, что отыскал-таки свое священное животное, и тут же всю теорию с ним и закрепил в классической позе, как Богородица научила. С тех пор на православных мурти Серафим Джи традиционно изображается вместе с медведем и никто не думает по этому поводу ничего плохого!»
После этих слов мой учитель Анаами Дасс вышел из воды на берег и сел в медитацию.
«Одного я не пойму, — вдруг сказал он, — медведь-то самец был, а по ритуалу, вроде, не положено…»
Если бы я только знал, что это — последние слова моего возлюбленного гуру, я напомнил бы ему, что теми же действиями, за которые обычные люди горят в аду на протяжении тысячи кальп, йогин обретает вечное спасение. Но ничего этого я не сказал. Гуру вновь вошел в самадхи и никогда больше оттуда не возвращался. Я сделал ритуальную джапу над трупом и тантрический некрофилический ритуал, после чего, следуя посмертной воле учителя, которую он неоднократно выражал в устных и непечатных выражениях, скормил его тело амритсарским псам.
Поэтому вы, мои ученики, — заключил Шизонанда, — никогда не должны путать чашки, из которых пьете свой чай!»
Праджнятара вежливо кашлянула.
«Как ты сказал, — спросила она, — называется тот тантрический ритуал, который ты проделал с телом своего гуру?»
«Что толку в названиях, — махнул рукой Шизонанда, — все имена пусты!»
«А что ты говорил про священных коров? — не унималась Матаджи. — Ты, значит, и с ними трахался?»
И тут наступает зловещая пауза, потому что, к ужасу Праджнятары и учеников, которые никак не могли этого ожидать, в дом входит главный брахман города Бенареса, командир всех брахманов и махаришей, Сатья Саи Баба. День не заладился у него с самой ночи — он заснул во время своей ночной медитации, а это для брахмана самый наихудший позор, какой только может быть. «Кто-то гадит в нашем брахманском эгрегоре!» — тут же смекнул он и с самого утра пошел обходить с ревизией дома всех подчиненных ему брахманов. И что вы думаете? Все брахманы как брахманы — сидят, медитируют или Упанишады домочадцам растолковывают, а здесь Шизонанда трахает священных коров, да еще учеников понуждает к скотоложеству!
«Ну, все, Шизонанда, — говорит главный брахман Сатья Саи Баба, — снимай четки и давай их сюда, с этого дня никакой ты больше не брахман!»
Праджнятара падает в обморок, у учеников начинается спонтанный понос, а Шизонанда спокойно так отдает Саи Бабе свои брахманские четки и говорит: «Ты хотя бы чаю с нами попил, Баба. Устал ведь с дороги…» — и так же спокойно наливает ему чаю, потому как четки это всего лишь четки, а вот кто он такой — это он и без всякого Саи Бабы прекрасно знает.
2. Небесная почта.
На окраине города Бомбея жил да был ладный хлопец по имени Нарайан. И все у него было ладно, да только одно не заладилось — уж очень у Нарайана распухала голова от всяческих мыслей. Так он почти все понимал, но стоило у него в голове возникнуть какой-нибудь новой мысли, как весь порядок мгновенно рушился и бедному индусу приходилось изрядно попотеть, чтобы восстановить у себя под тюрбаном статус кво. Например, он понимал так, что все беды — от перенаселения. Квартирный вопрос испортил нас, думал он. Но потом какой-то случайный садху-шиваит дает ему выкурить трубку гашиша, после чего перенаселение совсем перестает волновать Нарайана и даже наоборот — он врубается, что все это правильно, что все так и надо, что это, одним словом, хорошо. «Выходит, все беды — не от перенаселения?» — допытывался Нарайан у садху, но тот только сосал свою трубку и загадочно улыбался. Похоже, что садху вообще не понимал, что такое «беды» или там «проблемы», ну, да что с него взять — отброс общества, как-никак.
«Или ты мне лучше скажи, — сел вдруг на своего любимого конька Нарайан, — может ли быть небытие? Я об этом всех спрашиваю, но никто ни хрена не может толком объяснить, хотя один всю жизнь пранаямой занимается, а другой, если не врет, повторил имя Рамы столько раз, сколько я картошки не съел. Ты слышишь меня вообще, святой человек?»
«Ага» — сказал садху и закрыл глаза.
«Ведь если оно небытие, то его нет. А если его нет, то как можно о нем говорить? А мы говорим и даже слово красивое для этой цели придумали — небытие. Неувязочка получается, правильно я говорю?»
«Неее…» — сказал садху, который в это время смотрел интересный мультфильм про то, как Господь Шива пригласил его, садху, к себе в гости и рассказывает ему всякие анекдоты на религиозную тематику. Сами по себе анекдоты были не смешные, но Господь Шива был еще тот рассказчик и садху надорвал себе живот от смеха. «Чего неее?» — спросил Шива и садху заржал еще сильнее. «Понимаешь, — икая, объяснил он Шиве. — Тут один пассажир доебался до меня с вопросом, может ли быть небытие?» У Шивы глаза полезли на лоб: «Нууу?!» — удивился он. «Точно, — сказал садху, — но самое печальное то, что он думает, что ему это может объяснить кто-нибудь, кроме него самого»
«И вовсе я не доебался..!» — обиделся Нарайан, но никто не обратил на него внимания.
«А ты скажи ему, — посоветовал Шива, — чтобы он поехал в Бенарес к святому джнана-йогу Свами Шизонанде — он поможет»
«Неужели он может объяснять?!» — изумился садху.
«Нет, конечно, — сказал Шива. — Но у него сейчас как раз учеников не хватает, поэтому передай этому пассажиру, чтобы продал свой дом и вырученные деньги отвез Шизонанде в качестве подношения»
«Ладно, — согласился садху и немного присел на измену, когда, открыв глаза, увидел сидящего рядом Нарайана. — Ты это, мужик… продавай свою хату, бери деньги и пиздуй в Бенарес в ашрам Свами Шизонанды. Бабки ему отдашь. Ну, можешь заодно и про небытие расспросить. Только не доебывайся к человеку сверх меры…»
Через неделю Нарайан уже снимал свои башмаки у входа в дом Шизонанды. Он только хотел войти, как из дома вихрем вылетело что-то оранжевое и кучерявое, осыпая все вокруг себя священным пеплом.
«Ты куда?» — грозно рявкнуло оранжевое, застыв перед Нарайаном, и тот увидел, что это самый главный брахман города Бенареса Сатья Саи Баба.
«Я — на даршан к Свами Шизонанде» — робко доложил Нарайан.
«Надеюсь, — отчеканил Баба, — вы брахман, молодой человек?»
«Точно так» — подтвердил парубок.
«Должен вам сказать, что не приличествует брахману приходить на даршан к тому, кто ниже тебя по кастовому положению, — сообщил оранжевый Баба. — Да-да, не удивляйтесь. Так называемый Свами Шизонанда никакой не брахман, и я вообще не понимаю, как умные люди могут принимать его в качестве своего гуру и ходить к нему на сатсанги…»
«Я по поводу небытия!» — перебил его с надеждой в голосе Нарайан, но у Бабы от этих слов изменилось лицо.
«О Боже…» — пробормотал он и тут же дематериализовался на глазах у Нарайана.
Путь в дом был свободен.
Войдя внутрь, Нарайан увидел святого Свами, склонившегося над распростертой на полу пожилой женщиной, которая, по всей видимости, потеряла сознание и вот-вот начала приходить в себя.
«Праджнятара немного расстроилась, — сообщил Шизонанда изумленному Нарайану, — и решила всех нас немножко попугать. Вы ко мне, юноша?»
«У меня вопрос о небытии!» — сходу начал Нарайан, но приходящая в сознание Праджнятара, услышав слово «небытие» застонала и Свами выронил из рук ее голову, которая с глухим стуком вновь обрела покой на деревянном полу.
«Может быть, чаю? — предложил Шизонанда. — Я уже давно жду, когда ко мне придут и зададут такой вопрос. Вот ты какой, оказывается, сынок…»
Нарайан ничего не понял и взял из рук Шизонанды чашку с чаем. Учителя явно потянуло на сентименты — он накрыл скатертью притихшее и равномерно дышащее тело Праджнятары, и смахнул слезу.
«Дело в том, — наконец сказал он, — что нет никакого небытия. Есть только бытие»
«Но, — возразил Нарайан, — у нас же есть слово — небытие»
«Слово есть, — согласился Шизонанда, — а небытия нету»
«Что-то не пойму…» — смутился Нарайан и Шизонанда улыбнулся.
«А каким образом, — ласково спросил он, — ты собирался понять то, что отсутствовало в твоей голове?»
«Вообще-то, я думал, что вы…»
«Ты думал, что я возьму свою мысль, как чашку с чаем, выну ее из своей головы и после этого засуну ее в твою голову. Ты понимаешь, как это абсурдно — думать, что ты что-то понимаешь?»
«Нет» — выдохнул Нарайан.
«Вот это — самая ценная мысль, которая пришла к тебе в голову за всю твою жизнь! — заключил Шизонанда. — О чем тогда вообще может идти речь?»
«А откуда она пришла, эта мысль?» — нахмурился Нарайан.
«Но если ты понял, что не можешь ничего понять, — вкрадчиво спросил Свами, — какого хрена ты думаешь, что можешь понять ответ и на этот вопрос, даже если я тебе его дам. А как я могу тебе что-то дать? Я могу только разговаривать — бла-бла-бла — открывать рот и снова его закрывать. А это не имеет ничего общего с тем, что я думаю. Тем более, это не имеет ничего общего с тем, что ты слышишь. Какое же тогда вообще отношение это может иметь к тому, что ты, в конце-концов, поймешь?!»
«Никакого» — тихо заскрипел своим честным сердцем Нарайан.
«Ты можешь мне вообще сказать, на кой черт тебе оно вообще сдалось — понимать?» — поинтересовался Шизонанда.
«Конечно, — вздохнул Нарайан. — Просто у меня кружится голова, если я чего-то не понимаю»
«Иными словами, — заключил Шизонанда, — понимание тебе нужно не для действия, а для ясности в башке?»
«Ну, в общем, да»
«А теперь, когда ты видишь, что твое понимание — это просто отсутствие противоречия в мыслях, а вовсе не знание того, как оно все обстоит на самом деле, стоит ли так же серьезно относиться к новым мыслям, возникающим в твоей голове, чтобы из-за них нарушать восстановившийся там штиль и порядок?»
«Я понял, — лицо Нарайана просветлело и он стал медленно пятиться к выходу. — Я все понял. Большое спасибо. До свидания. Всего хорошего…»
«Погоди! — строго сказал Шизонанда и Нарайан остановился. — А деньги?»
Нарайан смущенно отдал Шизонанде мешок с деньгами, вырученными за продажу дома, и подумал, что теперь ему совершенно некуда идти.
«Так что, это правда, что о вас говорят?» — робко спросил он копающегося в мешке Свами.
«Что именно?» — Шизонанда оторвал глаза от мешка.
«Ну, то, что вы являетесь Господом Шивой…»
«Ааааа..! — расплылся в улыбке Шизонанда. — Не совсем. Это как-то на одном сатсанге я ляпнул, что я, мол, Бог, и меня после этого стали неправильно понимать»
«То есть?»
«Когда я говорю, что я — Бог, это вовсе не значит, что я являюсь Богом, — объяснил Шизонанда. — Это попросту означает, что Бог является мной, только и всего…»
«Но ведь от перестановки слагаемых сумма не изменяется» — непонимающе возразил Нарайан.
«Совершенно верно, — вздохнул Шизонанда. — Но я-то говорю не о сумме, а о точке зрения!»
В это время под скатертью началась возня и через секунду, обводя мутным взором присутствующих, Праджнятара уже сидела на полу, что символизировало ее возвращение в мир бодрствующих людей. Свами осторожно вложил ей в руки чашку с чаем, которую она брезгливо поставила на пол.
«Ты не поверишь, — сказала она мужу, — но я только что разговаривала с Господом Шивой. Он сказал, что выслал нам денежный перевод, и попросил не обижать курьера. Я ничего не понимаю!..»
Шизонанда задумчиво положил подбородок на мешок с деньгами и сказал: «Согласись, родная, это не повод для того, чтобы требовать от меня объяснений. Легче через астрал переправить мешок с баблом из Бомбея в Бенарес, чем словами передать понимание из моей головы в твою»
Праджнятара болезненно поморщилась и вдруг заметила стоящего в дверях Нарайана.
«Вы к кому?» — спросила она.
«А я уже ухожу!» — крикнул Нарайан и бросился бежать прочь от дома Шизонанда по улице, которая была такой же пустой, как и его собственные мозги. Он бежал и бежал, и остановился только тогда, когда подумал о том, куда лежит его путь. «Вы не подскажите, куда мне идти?» — спросил он сидящего на обочине дороги садху, который блаженно улыбался, посасывая бамбуковую трубку. «Скажи ему, чтобы шел на хуй» — шепнул на ухо садху Господь Шива и садху улыбнулся еще шире.
3. Космическая лапша.
«Добиться понимания гораздо легче, чем освободиться от него» — с этих слов начиналась толстенная рукопись, которую Нарайан начал неделю назад и закончил сегодня утром. Конец у рукописи был такой: «Если все это понять, можно сойти с ума, поэтому я посвящаю сей труд моему гуру Свами Шизонанде, который не нуждается ни в том, ни в другом, ни в третьем»
До обеда были выправлены последние грамматические ошибки, и Нарайан отправился к Шизонанде за рецензией. Свами в это время смотрел футбол по телевизору, а его жена, Праджнятара, стирала сари, дхоти и другие индийские национальные шмотки.
«Ты чего это мне принес?!» — не на шутку испугался Шизонанда.
«Вот уже целую неделю, учитель, — признался Нарайан, — меня не покидает вдохновенье. На все вопросы, которые терзали меня с юных лет, я внезапно получил ответы, мудрость которых привела меня в трепет, и я решил доверить эту мудрость бумаге»
«И как же ты объясняешь, — насупился Шизонанда, — природу своих откровений?»
«Ну, — смущенно сказал Нарайан, — священные писания трактуют подобные феномены различными способами. Одни говорят, что это пробуждение Внутреннего Учителя, другие же называют это безличным термином интуиция»
«Ты воду не мути! — предупредил Шизонанда. — Я спрашиваю тебя, что это такое, а не как это называется!»
«Тибетский лама Зиг Мунд Ринпоче объяснял это тем, — сказал Нарайан, — что разум человека бывает сознательным и бессознательным. Когда идея из бессознательного разума попадает в сознательный, это и есть интуиция»
«То есть, — обрадовался Шизонанда, — ты хочешь сказать, что сам все это придумал?»
«Нет, — запинаясь, возразил Нарайан, — про бессознательное я ничего с уверенностью сказать не могу, сам или не сам. Я знаю только, что раньше я ничего не понимал, а теперь все понял»
«Ни с того, ни с сего?»
«Ни с того, ни с сего»
«Ну, ладно, — устало проговорил Шизонанда. — Я не хотел тебе рассказывать, сынок, но теперь у меня нет другого выхода, раз уж это зашло так далеко. Слушай меня внимательно. Как только ты вошел, я сразу почувствовал запах пива, которое ты незадолго до этого выпил. Что за пиво ты пил, сынок?»
«Ну, жигулевское» — насупился Нарайан.
«Ага! — рот Шизонанды расплылся в улыбке. — А теперь посмотри на экран телевизора. Что ты там видишь?»
Нарайан посмотрел на экран и не увидел там ничего, кроме дюжины оболтусов, гоняющих мяч по зеленому полю. Вдруг на экране возник одинокий бедуин на фоне желтых песков. Бедуин поглядел на Нарайана и облизал пересохшие губы — ему очень хотелось пить. Нарайан ничем не смог ему помочь и бедуин отвернулся. Его взгляд споткнулся о небольшой темный предмет, выглядывающий из песка. Бедуин нагнулся, взял бутылку и с наслаждением крякнул.
«Ну, что, — сказал Нарайан недовольно, — ну, реклама. Каждый день идет»
«А какое пиво там рекламируют?» — вкрадчиво спросил Шизонанда.
«Жигулевское» — сдался Нарайан.
«Вот именно! — заорал Шизонанда. — Жигулевское! А ты говоришь — интуиция!»
«Я вас не понимаю! — заорал в ответ Нарайан. — При чем тут пиво и при чем тут интуиция?!»
«В том-то и дело, — сказал Шизонанда, — что интуиция здесь совсем не при чем, потому что это никакая не интуиция, а самое настоящее зомбирование. Я хотел продемонстрировать, как это делается, что ты пьешь именно жигулевское пиво и понимаешь именно те ответы на свои вопросы, которые ты понимаешь. Тебя попросту зомбируют, мой мальчик, а ты и в ус не дуешь!»
«Ладно, — сказал Нарайан. — Насчет пива я еще могу с вам согласиться. Но при чем здесь моя книга?»
«Дело даже не в книге, — объяснил Шизонанда, — а в том, что ты понимаешь. Я хочу сказать, что то, что ты понимаешь, это не ты понимаешь. Тебя зазомбировали…»
«Как это — зазомбировали?! — возмутился Нарайан. — Как вы можете вообще так говорить?! Это же — вдохновение, откровение! Это же святое!»
«Святое, я не спорю, — согласился Свами. — Я же говорю не о простом зомбировании. Я говорю о космическом зомбировании! Тебя зомбируют не люди и это самое страшное. Человеческое зомбирование еще можно как-то отследить, как мы сейчас проделали это с пивом и телевизором, но космическое зомбирование — всегда незаметно»
«Погодите, — сказал Нарайан, — вы же сами согласились, что это святое, но зомбирование, по-моему, никак не связано со святостью…»
«Праджнятара! — крикнул Шизонанда. — Иди сюда, дорогая. Ты же любишь всякие истории, а сейчас я как раз собираюсь рассказать нашему Нарайану одну поучительную историю. Эта история показывает, почему мы делаем то, что делаем, и не думаем ничего из того, что не приходит нам в голову. Слушайте же!
Давным-давно жил в Тибете великий лама секты Бон-по по имени Зиг Мунд Ринпоче. Его учеником был знаменитый лама Карлюнгпа Ринпоче, который первый провозгласил, что весь мир находится в жопе…»
«В каком смысле — в жопе?» — не понял Нарайан.
«В том смысле, — пояснил Шизонанда, — что сознание обычных людей прочно зафиксировано на уровне Муладхары. Карлюнгпа Ринпоче утверждал, что так будет до тех пор, пока всем нам не снесет крышу…»
«Лама имел в виду раскрытие Сахасрары?» — догадался Нарайан.
«Ясное дело, — подтвердил Шизонанда. — Но на самом деле, все эти идеи Карлюнгпа Ринпоче украл у своего гуру Зиг Мунда Ринпоче, того самого, который был основоположником тибетской Йоги Сновидений и который…»
»… открыл знаменитый Принцип Ебли!» — вскричала Праджнятара.
«Вот именно, — согласился Шизонанда. — Печально знаменитый Принцип Ебли. Именно об этом я и собираюсь вам рассказать. Дело в том, что открытие Принципа Ебли произошло, скорее, интуитивно, чем опытным путем. Зиг Мунд Ринпоче попросту догадался, что вот, существует такой Принцип Ебли, который управляет всеми человеческими устремлениями и поползновениями, а иногда даже и деяниями. Проблема заключалась лишь в том, что у Зиг Мунда Ринпоче не было никаких доказательств в подтверждение своей смелой теории. Тогда он решил, как и подобает всякому уважающему себя ученому, подвергнуть тщательному исследованию членов своей семьи — жену и сына. И все бы было ничего, если бы они не стали это замечать, но не заметить такое было трудновато. Зиг Мунд Ринпоче мог, например, учинить допрос жене, почему она так долго не выходила из туалета — не потому ли, что специально удерживала выход каловых масс наружу, чтобы увеличить давление на анальный проход и получить, таким образом, удовлетворение, которого она лишена в супружеской жизни, будучи замужем за целомудренным ламой? Сын, пытаясь вступиться за мать, получал в награду вопрос — а почему, собственно, он так раздражен? Не потому ли, что его пенис меньше, чем у отца, и это заставляет чувствовать свою ущербность? За несколько месяцев своего исследования Зиг Мунд Ринпоче чуть не довел домочадцев до умопомешательства, но случилось так, что однажды он оставил свой рабочий дневник на столе, и изумленные мать с сыном стали первыми, кто узнал про страшную власть Принципа Ебли над человеческой жизнью. Но, по крайней мере, у них отлегло от души — они все поняли. Любящий сын Зиг Мунда Ринпоче предложил матери помочь мужу в его работе. «Это как же?» — спросила она, и сын ответил, что очень просто.
На следующий день жена подошла к Зиг Мунду Ринпоче и сказала:
«Знаешь, дорогой, сегодня мне приснился замечательный сон!»
«Какой же?»
«Мне приснился банан! Помнишь, один лун-гом-па, который прибежал из Индии и которого мы оставили у себя на ночлег, рассказывал нам о бананах и показывал, какие они?»
«Прекрасно помню, — насторожился Зиг Мунд Ринпоче. — Но ты лучше скажи, что ты сделала с этим бананом?»
«Я съела его!» — жарко воскликнула жена.
«Ты взяла его в рот…» — задумался Ринпоче, но сын прервал его размышления.
«Знаешь, папа, — сказал он, — я тоже сегодня видел очень странный сон. Я видел поезд, который заезжал в тоннель!»
«Заезжал в тоннель?! — изумился Зиг Мунд Ринпоче. — А что было потом?»
«А потом, — сказал сын, — он выезжал из тоннеля»
«А потом?»
«А потом снова заезжал»
«Что же, он так и ездил туда-сюда?» — обрадовался Зиг Мунд.
«Так и ездил» — подтвердил сын.
«Ты думаешь, — сглотнул слюну Ринпоче, — машинист был сумасшедший?»
«Нет, я так не думаю, — сказал сын. — Я думаю, что ему просто нравилось ездить туда-сюда»
«Нравилось?»
«Очень нравилось!»
После этого судьба теории Зиг Мунда Ринпоче была решена. Вскоре появились знаменитые «Трактат о тибетской Йоге Сновидений» и «Трактат о Принципе Ебли, который есть первопричина всего, включая и настоящий трактат». Потом появился Карлюнгпа Ринпоче, который говорил, что мы не выйдем из жопы, пока нам не снесет крышу. Потом Зиг Мунд Ринпоче заявил, что Карлюнгпа попросту украл и исказил его идею о Принципе Ебли, и навсегда поссорился со своим любимым учеником. Потом Зиг Мунд сильно запил, в результате чего появился его последний трактат «Туммо — йога психического тепла», и все кончилось белой горячкой — лама имел неосторожность допиться до того, что пробразовал себя в Радужное Тело и стал вечным покровителем тибетского психоанализа.
Эта поучительная история наглядно демонстрирует, — закончил свой рассказ Шизонанда, — что зомбирование может быть лишь результатом любви к ближнему, а любовь к ближнему может быть лишь следствием тщательного зомбирования!»
«Вы хотите сказать, — задумчиво проговорил Нарайан, — что высшие сущности с астральных планов из любви своей ко мне вкладывают в мою голову высокие идеи с целью распространения Дхармы?»
«Важно не то, какова эта цель, — сказал Свами, — а то, чья она. Я же тебя прекрасно знаю, Нарайан! Тебе же все по хуй — и распространение Дхармы, и обет Бодхисаттвы, и эволюция мирового сознания, и даже курс доллара. Насколько я знаю, ты даже новости смотришь только из мира музыки и шоу-бизнеса. И вдруг ты приходишь ко мне со своим талмудом, где объясняется все и вся и провозглашается крестовый поход светлых сил против невежества Сансары. Только слепой или полный дурак не заметит, что тебе промыли мозги»
«А все-таки, — сказал Нарайан, — если предположить на секунду, что это не космическое зомбирование, а я?»
«Если я про космическое зомбирование не хотел тебе говорить, то про это мне даже думать больно. Но оставлять в стороне это нельзя. Понимаешь ли, самое худшее, что может случиться с человеком, которого зомбируют все подряд, начиная телевизором и кончая космосом, это если вдруг он начнет зомбировать сам себя»
«Понятно…» — вздохнул Нарайан и обхватил голову руками.
«Да, сынок, — сочувственно произнес Шизонанда, — теперь тебе придется с этим жить. Но ты не унывай — в своей беде ты не одинок. Я столкнулся с космическим зомбированием сорок лет назад и до сих пор в себя не могу прийти…»
«Как?! — изумленно воскликнул Нарайан. — И вы?»
«А ты думал, — хмыкнул Шизонанда, — что я сам от себя с тобой разговариваю?»
«Вы хотите сказать, что даже понимание этого факта вам не принадлежит?»
«Конечно» — кивнул Шизонанда.
«Как же вы вообще думаете?!»
«В том-то и дело, — развел руками Шизонанда, — в этой точке меня переклинивает и я уже никак не думаю. Это — единственный способ борьбы с космическим зомбированием»
Нарайан открыл рот и так и застыл.
«Чего это с ним?» — спросила Праджнятара.
«Кажись, крышу снесло…» — бодро ответил Шизонанда и Праджнятара не выдержала.
«Нарайан, ты идиот! — заорала она на подскочившего от неожиданности Нарайана. — Разве ты не понимаешь, что он тебе просто лапшу на уши вешает, чтобы ты не заставил его читать твою дурацкую писанину, только и всего!»
«Не слушай ее, она все врет!» — тихо шепнул Шизонанда и, бросив виноватый взгляд на Праджнятару, со всех ног выбежал из комнаты.
«Как — лапшу?! — глаза Нарайана округлились. — Вы хотите сказать — зомбирует?»
Праджнятара болезненно поморщилась, невнятно матюкнулась и со словами: «Говорила мне мама — не связывайся ты с этим идиотом, потому что жить будешь среди идиотов и дети твои станут идиотами…» оставила Нарайана одного. Мысль о том, что, возможно, он все-таки не совсем один, была последней, которая пришла в его бедную голову, поэтому о том, чья именно была эта мысль и откуда она к нему пришла, он так и не узнал.
© Сурат, 2003 г.
|